Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах] - Семен Аралов

В отделе дипломатическо-курьерской связи сохранилась интересная фотография — возле самолета (на фюзеляже огромные немецкие буквы и номер) стоят четверо. Крайний справа — Теодор Нетте. Высокий, в удобном полуспортивном костюме. Даже на любительском снимке различимы мягкие очертания лица, доброжелательный взгляд, даже некоторая застенчивость — может быть, оттого, что Теодор был на голову выше своих спутников. Один, видимо, его коллега, два других — летчики. Эта фотография — свидетельство того, что Нетте не только ездил в международных дипкупе, но и осваивал воздушные трассы; они нередко оказывались опасными: аварии, вынужденные посадки были часты.

А вот свидетельство о другом «воздушном дипкурьере» — постановление коллегии НКИД от 14 августа 1922 года об объявлении благодарности и выдаче денежной премии дипломатическому курьеру Зимину за самоотверженное поведение при доставке дипломатической почты. Это тот самый дипкурьер, о котором писал в своем очерке И. X. Бауман. Архивные документы свидетельствуют, что Зимин, узнав об установлении воздушных сообщений с Германией, вызвался лететь в Берлин с диппочтой, как он писал, «учитывая важность таких сообщений». Один из полетов кончился трагически: аэроплан разбился. И хотя все остались живы, травмы оказались очень серьезными: летчиков отвезли в ближайшую больницу, а Зимин настоял, чтобы почту и его (то и дело терял сознание, слава богу ненадолго) доставили в Берлин. Посольство получило почту, как говорят дипкурьеры, «в полной сохранности».

Советское правительство было заинтересовано в улучшении организации курьерской связи со своими представителями за рубежом и принимало для этого все возможные меры. Нарком иностранных дел Г. В. Чичерин, который был назначен на эту должность 30 мая 1918 года, писал Л. Б. Красину в Лондон: «…указываю на крайнюю необходимость организации постоянной курьерской службы между нашими заграничными представителями и нами. Возникает такая масса вопросов, положение настолько усложняется, недоразумения настолько быстро накапливаются, что обмен мыслей путем только одних радио и телеграммка тем более шифровок, оказывается совершенно недостаточным».

Служба дипкурьеров НКИД развивалась. В 1918 году подразделение дипсвязи называлось «Стол дипкурьеров». В 1919 году в связи с расширением функций — «Отдел виз и дипкурьеров». К 1921 году возникла необходимость дальнейшего совершенствования организационной, административной, финансовой и хозяйственной работы НКИД. Таким объединяющим органом явилось Управление делами.

Отдел дипкурьеров был включен в состав Управления делами и получил наименование «Часть дипкурьеров». На 1 января 1921 года она насчитывала 54 сотрудника, в их числе дипкурьеров — 40.

За время с 1 мая по 1 декабря 1921 года частью дипкурьеров было отправлено за границу 860 дипломатических почт, в которых было 26 тысяч писем и 1400 посылок. За это же время прибыли в Москву из-за границы 603 почты: 47 тысяч писем и 5 тысяч посылок.

В 1924–1925 годах на ряд сотрудников отдела вновь легла обязанность по оформлению виз. Отдел стал называться «Часть виз и дипкурьеров». В 1926 году в связи с окончательной передачей обязанностей по оформлению виз другому подразделению отделу возвратили наименование «Отдел дипкурьеров».

Работа дипкурьеров всегда была весьма ответственна. И не только потому, что дипкурьерам приходилось оберегать содержание дипломатической почты от не в меру любопытных западных разведок, но и потому, что враги Советского государства пытались использовать дипломатическую почту для создания различных конфликтных ситуаций.

В 1918 году в Берлине была организована провокация, направленная против советской дипломатической почты, имевшая своей конечной целью разрыв дипломатических отношений с Российской Советской республикой. Как впоследствии признал канцлер Баденский, ее главный организатор, «4 ноября вечером на Силезском вокзале ящик дипкурьера, согласно плану, раскололся». Причем в ту же минуту (!) платформу окружила полиция, которая, попирая нормы дипломатического права, не допустила к диппочте ни советского представителя, ни дипкурьеров. Было заявлено, что в расколотом ящике оказались «немецкие революционные листки». Ссылаясь на якобы допущенное нарушение статьи 2 Брестского договора, запрещающей договаривающимся сторонам заниматься агитацией друг против друга, германское правительство, не приняв протестов посла РСФСР, предложило ему покинуть Берлин в течение 48 часов.

Известна нота полномочного представителя РСФСР в Польше от 10 октября 1921 года, в которой говорилось, что начиная с 20 сентября ни один курьер российского полномочного представителя «не приехал из Варшавы в Москву, чтобы у него не было инцидента с багажом». В то же время советская сторона предоставляла льготы и даже разрешала польским курьерам пользоваться специальным вагоном НКИД, который прицеплялся к скорым поездам, что освобождало курьеров от необходимости «считаться с железнодорожными ограничениями».

Советское правительство наделяло своих дипкурьеров дипломатическими паспортами с дипломатическими визами. Дипломатические визы выдавались беспрепятственно и иностранным курьерам. Это означало, что за ними признавались дипломатические привилегии и иммунитеты. Поэтому факт отказа швейцарской миссией в Берлине во въездной визе дипломатическому курьеру РСФСР в Швейцарию был оценен наркомом Чичериным «как грубое нарушение самых элементарных правил международного общения и как недопустимый и враждебный акт…».

14 февраля 1923 года на станции Бренер советскому дипкурьеру — он ездил между Римом и Берлином — пограничные власти заявили: поскольку он русский, то должен выйти из вагона и пойти в комиссариат для досмотра багажа; ни к кому из других пассажиров такого требования предъявлено не было. Советская сторона расценила этот случай как посягательство на права дипломатических курьеров, «пользующихся во всех цивилизованных странах общеизвестными привилегиями, вытекающими из их высокоответственных функций». Были выражены «серьезные опасения за целостность самой дипломатической почты, поскольку имеют место посягательства со стороны местных чиновников на личный иммунитет дипломатических курьеров».

В ноте полпреда СССР в Польше Войкова от 11 июля 1925 года говорилось, что «взаимное стремление к принятию абсолютно всех мер к беспрепятственному и наибыстрейшему продвижению дипломатической почты является элементарным условием всяких дипломатических отношений».

На станции Мукден 11 ноября 1925 года подвергся личному досмотру дипкурьер Короткое, следовавший из Москвы в Пекин, и была вскрыта запечатанная дипломатическая почта. Советское посольство расценило это как случай «исключительного и почти неслыханного в международно-правовых отношениях нарушения иммунитета дипломатического курьера и неприкосновенности дипломатической почты».

Скупые строки дипломатических документов… Но какая борьба скрыта за их страницами! Задержан дипкурьер…

Несколько столетий существуют дипломатические курьеры. И все это время их сумки были соблазнительнейшей добычей для всякого рода разведчиков и авантюристов. Задержали дипкурьера, и посол, не получив вовремя инструкции, сделал неверный шаг… Выкрали депешу, прочли, а потом, ловко запечатав, положили обратно. Но этой депеше уже грош цена, дипломатическая битва, не успев начаться, проиграна, карты-то известны. Еще в позапрошлом веке граф де Монморен писал французскому агенту в Италии: «Тщательно шифруйте ваши депеши, даже те, которые доверяете испанским курьерам: не говоря о других случайностях, могут захватить и самих курьеров; такие примеры бывали». Известный русский поэт и дипломат А. Д. Кантемир предупреждал свое правительство. «В Лондоне обыкновенно всех чужестранных министров письма распечатывают и имеют искусных людей для разбирания цифирей (т. е. шифров) на всяком языке». Бывало, что некий правитель, тайно распорядившись вскрыть на границе запечатанный пакет дипкурьера, потом во всеуслышание отнекивался: извините, мол, это не нарочно, чиновники уж больно нерадивы да ретивы, что с них возьмешь?

Опытный разведчик Ким Филби писал: «По прибытии в аэропорт курьеру обычно сообщали плохую сводку погоды или говорили, что обнаружена техническая неисправность в самолете. И то и другое означало неопределенно долгое ожидание. Курьеру приходилось выбирать: сидеть ли на своей вализе в аэропорту или отправляться в ближайший город и терпеть неудобства провинциальной гостиницы, В этих обстоятельствах офицер службы безопасности аэропорта любезно предлагал расстроенному курьеру оставить почту в его сейфе. „Я запру его сам на ваших глазах, старина, — говорил офицер, — и все будет в порядке, когда вы вернетесь“. Удивительно, сколько курьеров попадалось на эту дешевую приманку».